Книга Атомные шпионы. Охота за американскими ядерными секретами в годы холодной войны  - Оливер Пилат

В передовице газета «Правда» заявила, что канадское правительство пытается навредить Советскому Союзу, разжигая оголтелую антисоветскую кампанию. Видимо, какие-то добровольцы иногда передавали какие-то сведения, говорили русские, однако «нелепо утверждать, что передача подобных несущественных секретов могла поставить под угрозу безопасность Канады».

В заключение «Правда», кивая в сторону Соединенных Штатов, на которые, разумеется, и была ориентирована заботинская сеть, сказала, что все добытые данные можно легко найти в «опубликованном труде американца Смита» — в смитовском «Отчете об атомной энергии». В этом заявлении содержалось примерно столько же правды, сколько и в заявлении Москвы несколько лет спустя о том, что никогда не слышали о Клаусе Фуксе.

16 февраля 1946 года Королевская конная полиция Канады устроила облаву примерно на двадцать двух человек, связанных с советской шпионской сетью по документам Гузенко. Перед самым началом облавы Георгий Николаевич Зарубин, советский посол в Канаде, вернулся в Москву. Этот Зарубин был довольно своеобразный дипломат — человек с железным лицом, много лет прослуживший в НКВД. В тридцатых годах в его обязанности входило наблюдать за русскими коммунистами, которые решили порвать с режимом и остаться в чужой стране, а иногда ликвидировать их. В конце тридцатых Зарубин поехал в Германию под именем Рудольф с фальшивым американским паспортом и, как говорят, привез с собой в Россию первые результаты прощупывания Гитлера, которые в итоге привели к заключению пакта между Гитлером и Сталиным в 1939 году.

После исчезновения Зарубина, что едва ли поддерживало утверждения его правительства о полной невиновности, пошли слухи, что в советской разведке началась большая чистка. Безусловно, это так и было. Самые важные изменения заключались в том, чтобы устранить непосредственную угрозу и прикрыть обнаженные нервные окончания советского шпионажа, особенно в Соединенных Штатах.

Среди первых скрывшихся был подполковник Мотинов, который, как помощник Заботина, был полевым руководителем русской военной разведки в Канаде. Он переехал в Нью-Йорк в качестве советского служащего в ООН и тихо прожил там больше года, не вызывая никаких протестов. Поскольку в его задачу в Канаде входило поддерживать связь с советскими шпионами в США, можно предположить, что он использовал свое новое положение для того, чтобы прикрыть агентов, находившихся под угрозой разоблачения. Двумя главными вербовщиками заботинской сети были Фред Роуз, коммунист и член парламента, который поддерживал связь с Дж. Питерсом, он же Александр Стивенс, тайный шеф Уиттекера Чемберса в США, и Сэм Карр, национальный секретарь Рабочей прогрессивной (коммунистической) партии Канады, который поддерживал переписку с Яковом Наумовичем Голосом. И Карр, и Роуз были профессионалами подрывной работы, получившими особую московскую подготовку. Роуз остался расплачиваться за содеянное после разоблачений Гузенко, а Карр бежал. Он поехал в Нью-Йорк, где никем не тревожимый жил под собственным именем вместе с женой в доме 115 по Западной 74-й улице, пока его не задержали в январе 1949 года и не вернули в Канаду, чтобы отдать под суд. Можно только гадать, чем он занимался эти три года, латая разорванную паутину, охватившую все Западное полушарие.

В июне 1946 года в свет вышел «Доклад Королевской комиссии по расследованию фактов и обстоятельств, связанных с передачей информации государственными чиновниками и другими лицами, обладающими доступом к секретным и конфиденциальным сведениям, агентам иностранной державы». Проведенный канадцами 733-страничный анализ гузенковских разоблачений остается одним из величайших исторических документов о шпионаже. Он оставил нерешенной одну головоломку, не разгаданную до конца до сих пор и годами интриговавшую и завораживавшую всех, кто интересуется этим вопросом, кто считает шпионаж чем-то вроде игры в «казаки-разбойники» без социологических и политических оттенков.

Эта тайна касалась четырех супершпионов, работавших с Грантом — такова была кличка Заботина, под именами, которые тоже начинались с буквы Г: Голя, Галя, Гини и Грин. Кто были эти четыре Г? Гузенко не знал. Заботин расплатился за провал в руках сталинистов. Роуз, с которым они вели подпольные дела, отправился в тюрьму на шесть лет, но не назвал их. Это были единственные четыре псевдонима в документах Гузенко, которые так и остались «неопознанными» в канадском докладе. В одном документе они названы «монреальскими активистами», и эту фразу можно было понять в том смысле, что они входили в монреальскую группу американских, канадских и британских ученых, которые проводили исследования по атомной бомбе. Галя называлась «домохозяйкой», которая занимала «соседнюю квартиру» рядом с Дэви. Дэви означал майора Соколова, торгового атташе советского посольства в Оттаве. Могла ли эта «соседняя квартира» означать «соседнюю страну» — США?

Грин занимал «ключевую позицию» «помощника заведующего отделом контрактов» в каком-то департаменте правительства, который скрывался под кодовым названием «локомотив». Он передавал информацию только об определенных вещах, как подчеркивалось в одном из гузенковских документов. Может быть, там имелся в виду какой-то чиновник, занимавший стратегически важное положение в Госдепартаменте США?

Гини и Голя составляли особую «вспомогательную группу». Гини, названный «евреем» в документах Гузенко, имел «фотолабораторию», а Голя — «молодой художник» — работал «у него дома». Для тех, кто знаком с двусмысленным жаргоном советского шпионажа, эти описания могли в широком смысле означать, что Голя — молодой физик-ядерщик, работавший в лаборатории в тесном контакте с Гини.

После этих первых и неофициальных догадок какого-либо прогресса удалось достигнуть не раньше 1950 года. Потом, вслед за признаниями Фукса, французские репортеры, которые якобы имели налаженные источники в британской контрразведке, заявили, что в Голе опознали Клауса Фукса.

Инспектор Леопольд, канадский следователь, занимавшийся документами Гузенко, пересек Атлантику, чтобы работать над делом Фукса вместе с коммандером Бертом из Скотленд-Ярда и инспектором Уайтхедом из Специальной службы разведки. Как писали парижские газеты, они втроем обнаружили в доме Фукса некоторые интересные бумаги. Не только Фукс был опознан как один из четырех Г, но и личность другого Г — британца — была установлена довольно уверенно. Совместный доклад англо-канадских разведок тайно отправили директору ФБР Гуверу, в нем говорилось о двух британских Г и предполагалось, что американские коллеги могут поставить точку в этом деле, выведя на чистую воду двух американских Г, насчет личности которых можно было высказать несколько уверенных догадок даже из такого далёка, как Англия. От ФБР не последовало немедленной реакции.

Французские журналисты, специализирующиеся на шпионских делах, сообщили о двух любопытных результатах, к которым невольно привело сотрудничество Леопольда-Уайтхеда-Берта. Один из них заключался в том, что нашлось объяснение некоторых недавних случаев атомных диверсий в США, указанных в секретном докладе для Гувера, а другой — в том выводе, что Алан Нанн Мэй может оказаться куда более важным шпионом, чем представлялось в момент ареста.

Позже канадские, американские и британские источники позволили получить официальную и неофициальную оценку Алана Нанна Мэя. Вполне естественно, что каждая страна не слишком стремится привлекать внимание к тому, насколько удалось проникнуть в его секреты. Если сравнить известные сведения, то зловещая тень Мэя, вне всяких сомнений, удлинится. Есть разумные основания предполагать, что он как-то связан с четырьмя таинственными Г и вполне мог быть советским начальником или шпионским руководителем самого Фукса.